Выдающийся русский художник Борис Алексеевич Смирнов-Русецкий родился под знаком Водолея. Все его духоносное творчество предвещает эру этого созвездия — ныне в нее вступила наша Земля, уповая на высветление своих плотных и тонких планов. В картинах Б.А. Смирнова-Русецкого мы видим взаимопросвечивание этих планов: материя здесь уже преобразилась, очистилась — и потому скрытое от взора стало явным. Удивительный прозрачный космос! Сквозь хрустальные сферы нам дано прозреть сияние первичного Духа; и бессмертную архитектуру мира идей; и флору астральных измерений.
Как живописец-мыслитель, он создал свою модель мира, глубоко созвучную исканиям русской поэзии и философии "серебряного века". В молодости мастер учился одновременно у В.В. Кандинского и Н.К. Рериха: творчество этих очень разных художников имеет тем не менее свой инвариант — обращенность к духовным уровням реальности.
Б.А. Смирнов-Русецкий родился в 1905 г. в Петербурге, где прожил до 1917 г., когда его семья переехала в Москву.
В 1917 г. семья художника переехала в Москву. Совсем еще юный, Б.А. Смирнов-Русецкий быстро утверждается в своих эстетических симпатиях, — это М. Врубель и Н. Рерих. Наметившаяся еще тогда духовная связь с Рерихом во многом предопределила и жизненные пути, и художнические искания Б.А. Смирнова-Русецкого. Углублению этой связи содействовало общение с дядей художника А.П. Ивановым. Это был крупный знаток творчества Рериха. Работая хранителем отдела современного искусства в Русском музее, он охотно знакомил Смирнова-Русецкого с художниками "Мира искусства" и "Бубнового валета", с новейшими направлениями. Но особенно часто он задерживал внимание племянника на работах Рериха.
Юный Б.А. Смирнов-Русецкий несомненно уловил столь характерное для Петербурга отсутствие грани между реальностью и вымыслом, — первые наброски сделаны им на том порубежье, где вещное и духовное, действительное и мнимое взаимопереходят друг в друга.
От явного — к скрытому; от плотного — к тонкому; от вещи — к идее: в этом устремлении духа мы найдем ключ к пониманию лучших картин художника.
Эстетике Б.А. Смирнова-Русецкого глубоко созвучны такие строки Владимира Соловьева:
И под личиной вещества бесстрастной
Везде огонь божественный горит.
В 1922 г. художник вошел в состав группы "Амаравелла", возглавляемой П.П. Фатеевым. Один из тезисов программы группы гласит: "Наше творчество, интуитивное по преимуществу, направлено на раскрытие различных аспектов космоса". Декларируя интуитивный характер своего творчества, члены "Амаравеллы" явно полемизируют с эстетикой аналитического и рационалистического искусства.
«Основное ощущение при этом, — вспоминал Смирнов-Русецкий, — было чувство утраты человеческой личности: я стал номером, и это чувство длилось 10 лет, а потом от него долго ещё трудно было избавиться. Это была жизнь в полном бесправии, на положении подопытного животного, с которым в любой момент могут сделать всё, что угодно».
В эти годы, даже тогда, когда страна задыхалась в тисках войны, Гулаг пожирал в своём ненасытном чреве миллионы и миллионы жертв, разбухая и уничтожая тех, кто уже не вмещался в него.
«Пять суток в страшной жаре, на голых нарах, в вагонах из под угля, пыль от которых въедалась в тело, ехали до Саратова». В знаменитой на весь Гулаг, страшной саратовской тюрьме, где погибла не одна тысяча безвинно осуждённых, в жесточайших условиях — летом в «атмосфере бани», зимой в промозглом холоде, Борис Алексеевич пробыл, дожидаясь приговора, восемь месяцев. Многие не выдерживали. В 1942 году здесь погиб всемирно известный советский генетик Николай Иванович Вавилов. Потом Борис Алексеевич оказался в лагере на Волге — на деревообрабатывающем заводе. Здесь было ещё труднее — барак на 200-300 человек. Нары, матрас, грязная истрёпанная телогрейка, ботинки, галоши — вот и всё имущество зека. Истощённого, еле державшегося на ногах (Борис Алексеевич никогда не отличался атлетическим сложением), его вынуждены были поставить учётчиком в бригаду малолетних преступников, сколачивающих ящики для гранат. Но ребята уже сделанные ящики воровали и приходили сдавать повторно. «У меня была такая дистрофия, что с трудом мог производить арифметические действия. Собирал травы, ел лебеду, и это меня поддерживало». Потом ещё лагеря, ссылки — Челябинск, Свердловск, Новосибирск, Иркутск, Чита, Тахтамыгда, Макинск в Северном Казахстане.
Первое участие Смирнова-Русецкого в официальных выставках после почти 20-ти летнего молчания состоялось в период оттепели. Далее последовало огромное количество предложений с разных регионов советской родины. Летом 1961 года Борис Алексеевич побывал и в Крыму — Ялте, Судаке, около двух недель прожил в Планерском. В мае 1960 года из Индии приехал с выставкой своих картин Святослав Николаевич Рерих. Юрий Николаевич и группа Амаравелла с нетерпением ждали этого события. Многолетнее знакомство и сотрудничество с ним для Бориса Алексеевича также были необычайно важны.
Смирнов-Русецкий свято чтил заветы своего Учителя. Борис Алексеевич говорил:«Искусство — это свет духовной интуиции, озаряющий каждого, кто сумеет избавить свой внутренний мир от сиюминутных, корыстных и эгоистических интересов. В каждом гениальном творении — заключено вдохновенное озарение мастера, сумевшего очистить, подготовить себя для восприятия великого проявления Духа. На моем долгом творческом пути, охватившем более семидесяти лет, было немало трудностей, страданий, даже безысходности. И лишь радость ожидания великого будущего, которое потенциально уже живет в нас, вера в безграничную гармонию Космоса укрепляли мой дух и не позволяли сдаваться.Теперь, в конце жизни, я чувствую, что творил, и одолевал невзгоды не напрасно».