Научно-философское общество
Мир через Культуру

Необычный ребенок

Владимира Ивановича Вернадского, истинного титана науки ХХ столетия, отличали не только широта суждений, синтетичность ума, всеохватность научной эрудиции. Могучий интеллект сочетался в этом человеке с удивительными психическими способностями, необыкновенной интуицией, развитой до уровня пророческого дара и особой, неформальной религиозностью.

Владимир Вернадский родился 12 марта 1863 года в Санкт-Петербурге. Его отец, Иван Васильевич Вернадский, был профессором кафедры политической экономии и статистики Императорского Московского университета и чиновником по особым поручениям при министре внутренних дел. Мать Владимира Вернадского, Анна Петровна Константинович, происходила из дворянской семьи. И.В. Вернадский женился на Анне Петровне после смерти его первой жены, матери его старшего сына Николая, сводного брата Владимира.

Природа наделила будущего гения особыми духовно-психическими качествами. Мальчик отличался наследственным лунатизмом. Он не только ходил во сне, но и видел необычные, яркие сны. Во время таких, почти трансовых, состояний его восприятие действительности странным образом менялось: подходивших к нему родных он видел в перевернутом изображении. В своих дневниках Вернадский вспоминал: «Я был лунатиком, также как мой отец и дед (мистик, доктор, кажется, очень выдающийся человек), и Георгий [1] был им в детстве. У меня в детстве проявления этого рода были очень сильны. Я помню до сих пор те переживания, которые я чувствовал, когда сны состояли из поразительных картин – переливов в виде правильных фигур (кривых) разноцветных огней. По-видимому, в это время я начинал кричать (не от страха). Но когда подходили ко мне близкие – больше помню отца в халате – которых я любил, я начинал кричать от страха, т. к. видел их кверху ногами. Из всего этого у меня сохранялись долго сны звуков (в последнее время редко), когда я во сне слышал музыку, хотя у меня нет слуха и, особенно, музыкальной памяти, и сны полетов» [2].

С раннего детства сознание Владимира было открыто той области явлений и переживаний, которую принято называть мистической. Уже будучи молодым человеком, Вернадский писал в письме своей невесте, будущей жене Наталье Егоровне Старицкой: «Я создал себе религию, полную образов, то страшных, то нежных, но которые жили везде и всюду. Помню, как глубоко и сильно меня интересовали вопросы о том, что делается с душою после смерти, и рисовалось мне, что она долго (40 дней, кажется) летает вокруг тела, не может попасть туда, и ей холодно, ей страшно тяжело, она видит, как плачут, как рыдают кругом родные, как ее тело предают земле. То слышал я, что и тело это еще долго слышит, хоть и не видит… Все такие образы все сильнее и сильнее смущали меня; я писал Вам, что я был в детстве трусом, а тут кругом и всюду мне стали рисоваться образы домовых или мертвых, летающих душ, я боялся оставаться один в темной комнате, со страхом пробегал из одной в другую, потому что мне казалось, что я их вижу, что я их слышу. (…)

Я помню, как сильно на меня действовала смерть, я, казалось мне, видел этих мертвецов, мрачных, унылых, становившихся вокруг меня, и помню, как перепугал няню, с которой спал в одной комнате; ночью, проснувшись, я стал уверять ее, что ее брат, который недавно умер, стоит тут, в углу, и грозит мне…» [3].

 Владимир Вернадский в детстве

Современная психология, возможно, увидит в подобных видениях лишь игру воображения ребенка, страдавшего лунатизмом, детские фантазии, не более того. Но для людей, интересующихся духовными вопросами, очевидно, что «увиденное» Вернадским состояние душ недавно умерших людей абсолютно соответствует тем описаниям, которые можно найти в книгах мистико-духовного или эзотерического характера, в том числе в работах о жизни после смерти. Подобное описание состояния сознания умерших давалось так называемыми мистиками, способными воспринимать сверхчувственный потусторонний мир, или, говоря языком Агни-Йоги, Тонкий мир.

Но откуда такие знания могли взяться у маленького мальчика? С точки зрения учения о психической природе человека, изложенного в теософии и Живой Этике, маленький Владимир не фантазировал, а обладал реальной способностью видеть астральный план и его обитателей. Такой же способностью отличалась Елена Петровна Блаватская в детстве. Подобная способность представляет собой один из видов ясновидения, иногда называемый также «астральным зрением».

Как правило, данные способности проявляются у людей, имеющих от природы особую врожденную психофизиологическую структуру организма. Людей подобного типа издавна называли медиумами. Психические особенности людей с медиумической природой делают их невольными посредниками между земным и астральным планами бытия. Многие медиумы способны видеть то, что не дано увидеть большинству людей, и благодаря своим способностям могут как бы мысленно общаться с обитателями Тонкого мира, в существование которого современная наука не верит так же, как и во времена Вернадского. Владимир Вернадский явно обладал такими способностями с раннего детства.

Показателем медиумической психофизиологической структуры организма является и лунатизм. В поздних записях Е.И. Рерих об этом феномене говорилось: «Медиум, уявленный на лунатизме, яро настоящий медиум. (…) ярые лунатики самые сильные медиумы» [4].

Будучи подростком, Владимир мог видеть близких ему умерших людей не только во снах, но и наяву, причем необычайно ярко. Жизненность их образов Вернадский уподоблял галлюцинациям и считал свои видения именно галлюцинациями. Развитию этой способности, скорее всего, способствовала трагедия, случившаяся в семье Вернадских в 1874 году, когда Николай, старший сводный брат Владимира, любимец всей семьи, умер в возрасте всего 22 лет. Владимиру было тогда 11 лет. Смерть любимого брата, бывшего для Владимира первым учителем по письму, чтению, истории культуры и многому другому, потрясла подростка и, конечно, подействовала на его психику. После смерти Николая Владимир видел его и во снах, и наяву, как живого; яркость и жизненность этих видений пугала его. «У меня часто были галлюцинации слуха, зрения и даже осязания (редко). Особенно после смерти брата  я старался от них избавиться, не допускать идти по этому пути, ибо мне было мучительно чувство страха, когда я оставался один в комнате (даже днем)», – писал Вернадский.

Живя в среде людей, материалистически настроенных, мальчик не мог найти объяснения этим явлениям. Видимо, рационалистическая часть его существа не могла смириться с этими таинственными состояниями, и Владимир усилием воли прекратил «потусторонние» видения.

Уже в зрелом возрасте, в дневниковых записях 1924 года Вернадский размышлял о своем отношении к этим необычным явлениям: «Смерть Коли при моей нервности — вызвала самозащиту: я старался забыть его и этим не допустить «нервных» проявлений и «потустороннего». Здесь начало того заглушения во мне отзвуков к чему-то необычному, которое во мне было — во мне, наследственном лунатике. «Взял ли себя в руки» и жил нормально или же заглушил в себе способность понимать и чувствовать реальное, но не входящее в обыденную жизнь? [5]»

Позднее, уже в 1931 году, ученый вновь обратился к этой теме в дневниках: «Мой лунатизм – наследственный нервный страх, временами бывавшие при этом галлюцинации, явно показали мне, что если не взять себя в руки, то можно уйти далеко, п[отому] что есть кругом и внутри нас такие способности личности, которые вводят ее в область каких-то неизведанных и неизвестных в своей объективной основе переживаний. Я помню, что первое серьезное стремление остановить – из-за страха? – это своеобразное проявление моей личности было у меня мальчиком, после смерти Коли (1874). Я старался забыть и забыл его образ. Постепенно образы близких исчезли из моих снов. Последние проявления галлюцинаций (и ощущений) исчезли или замерли, мне кажется, уже в 1870-х годах. Но я потерял некоторые способности: вызывать в образе лица близких, дорогих – [не мог больше] ни во сне, ни наяву».

Судя по дневниковым записям, Вернадский осознавал, что, решительно отвергнув область мистических переживаний, он в то же время расстался с частью самого себя, утратил нечто из тех даров, которыми одарила его природа. Во всяком случае, в том же фрагменте записей его дневника далее сказано: «Я что-то остановил в своей природе. Иногда жалел, что погасил, а не развил эту способность. (…) Твердо и ясно сознаю, что какая-то сторона видения мною в моей личности остановилась».

Как знать – может быть, борьба юного Вернадского с мистическими наклонностями его психики была не напрасной. Во всяком случае, в учении Агни-Йоги медиумические способности считаются опасным даром. Если человек, которому от природы досталось медиумическое строение организма, пожелает излишне углубиться в область потустороннего – медиумизм станет для него серьезным препятствием к подлинному духовному развитию и самосовершенствованию. Он может увести сознание медиума во внешне заманчивые, но коварные дебри астрального мира.

Возможно, обладавший от рождения большой интуицией Вернадский чувствовал это еще в отрочестве. В дневниковых записях 1920 года он высказал интересную мысль, касающуюся данной проблемы: «…я ярко чувствовал и чувствую, что если бы я пошел по этому пути, я весь ушел бы от точной научной работы, и не пошел бы дальше и глубже в познании истины и в то же время, м[ожет] б[ыть], сломал бы силу и рост своей личности, не справившись с вызванными мною силами, как в сказке о духе, заключенном в бутылку Соломоном. В то же время этот путь сулил мне страдания. Я не пошел бы по этому пути дальше и глубже в познании истины, ибо для меня ясно, что и эти явления являются проявлением единого вечного целого, и я познаю одно и то же научным исканием, религиозным и поэтическим вдохновением, мистическим созерцанием, философским мышлением».

Владимир Вернадский – гимназист

Согласно учению Агни-Йоги, для подлинной духовной и интеллектуальной эволюции человеку необходим именно такой, широкий, синтетический путь развития личности, а не самоуглубления в иррациональные переживания. Авторы этого учения подчеркивали, что медиумизм как природный дар может принести человеку пользу лишь в том случае, если будет поставлен под контроль его духовно-нравственного и интеллектуального начала.

При развитом интеллекте, высокой духовности и непрерывном саморазвитии медиум способен трансформироваться в медиатора, что представляет собой принципиально иной, очень ценный духовно-психологический тип личности. Медиаторские способности могут дают человеку большой творческий потенциал, необыкновенно сильную интуицию.   Такие люди способны с особой легкостью получать творческие озарения, черпая информацию из неуничтожимых пространственных хранилищ знания, которые Тейяр де Шарден и сам В.И. Вернадский называли ноосферой, хотя и понимали ее несколько различно.

В Агни-Йоге о медиаторах говорится: «Можно различать степени психической энергии не по силе, но по качеству. (…) Конечно, самый нужный вид психической энергии для эволюции есть качество медиаторов. Обладая чувствительностью, они всегда сохраняют синтез Учения. Это качество синтеза, накопленное опытами веков, хранит их от темных влияний. Медиумами можно интересоваться, медиаторов нужно уважать и ценить [6].

Аналогичная мысль была высказана и в одном из писем Е.И. Рерих: «За последнее время повсеместно начали проявляться личности, одаренные разнообразными психическими способностями. Среди них большинство, конечно, медиумы, но имеются и замечательно ценные медиаторы. Так называемые медиаторы – те же медиумы, но они отличаются большими накоплениями психических способностей на протяжении прошлых жизней. Сейчас такие медиаторы очень нужны для сдвига сознания с мертвой точки узкого материалистического мировоззрения» [7]. 

Возможно, В.И. Вернадский как раз и обладал психическими способностями медиатора. Богатейшая творческая интуиция наряду с недюжинным интеллектом и высокой духовностью сделали из него гения мирового масштаба, ученого-пророка.

Перечислим кратко основные вехи творческой биографии ученого. В 1881 году он закончил гимназию и поступил на естественное отделение физико-математического факультета Императорского Санкт-Петербургского университета, который закончил в 1885 году, начав свою профессиональную научную деятельность. В 1886 году Вернадский вступи в брак с Наталией Егоровной Старицкой. В семье Вернадских было двое детей, Георгий и Нина. С 1890 по 1911 годы Вернадский преподавал в Императорском Московском университете, получив звание профессора. В 1911 году он вернулся в Санкт-Петербург и вновь занялся научной деятельностью.

В.И. Вернадский в молодости

Следует отметить, что необычные психические способности Вернадского, так озадачивавшие его самого, не были подавлены им полностью.

В 1917 году Вернадский вынужден был покинуть Санкт-Петербург. Некоторые биографы считают, что это было связано с приходом к власти правительства большевиков, которое могло начать преследовать Вернадского по политическим мотивам. Вернадский был одним из организаторов либеральной партии кадетов и к тому же входил в состав Временного правительства в качестве замминистра народного просвещения. Есть и другая версия отъезда Вернадского, связанная с состоянием его здоровья и необходимостью смены климата. Как бы то ни было, Владимир Иванович вместе с семьей уехал на Украину. Лето 1917 года он провел в своем имении под Полтавой. Там на лоне природы ученый испытал, как говорилось в его дневниковых записях, озарение. Результатом необычного подъема творческого вдохновения, испытанного им, стали его новые открытия и оригинальные научные концепции. Именно тогда Вернадский сформулировал базовые положения своего учения о живом веществе и о биосфере. Эти идеи легли в основу его биогеохимического мировоззрения.

Но самой удивительной кульминацией необычных психодуховных способностей В.И. Вернадского стал его знаменитый мистический опыт, имевший место в 1920 году, во время одного из самых драматических эпизодов его жизни. Этот опыт внечувственного восприятия Вернадского мы рассмотрим отдельно.

Необычные психические способности мыслителя время от времени проявлялись и в последующие годы. Как уже говорилось, ученому, скорее всего, был свойствен особый тип ясновидения, существование которого Вернадский или не признавал, или просто не знал о подобных явлениях. Проявление у себя этой способности ученый считал галлюцинациями. В его дневниках есть такая запись от 1 февраля 1941 года: «Последний раз (было 4 (раза)) — яркие галлюцинации в самом конце декабря) или начале янв(аря) – из стены у постели вышли и через меня перешли человеческие фигуры, но не детского роста, одетые в древнюю (как на картинах) темную одежду» [8].

На наш взгляд, эти видения были не галлюцинациями, а проявившейся еще в детстве способностью Владимира Вернадского при определенных условиях видеть сущностей астрального плана.

Но, безусловно, главной из необычных способностей В.И. Вернадского была его особая ментально-психическая восприимчивость, которой и отличаются медиаторы. Эта способность сыграла важнейшую роль в необычных творческих озарениях ученого и, как следствие, в его научных достижениях.

Прозрение на грани жизни и смерти

Обратимся теперь к рассмотрению самого интересного мистического переживания, точнее, опыта внечувственного восприятия, произошедшего в жизни В.И. Вернадского в 1920 году. Уехав из Санкт-Петербурга на Украину, Вернадский в 1918 году основал Украинскую Академию наук и работал над ее становлением. Затем, видимо, из-за военно-политических событий семья Вернадских перебралась в Крым. В годы гражданской войны в России бушевал не столько даже испанский грипп, сколько смертоносная эпидемия тифа, унесшая сотни тысяч жизней. В 1920 году, в возрасте 57 лет Вернадский заразился тифом. Болезнь протекала настолько тяжело, что ученый оказался на грани жизни и смерти. Свое состояние в тот период он называл «жизнью после жизни». Но именно в таком состоянии ученый пережил самое яркое в своей жизни мистическое озарение, длившееся много дней подряд.

В современной психологии такие переживания называются измененными состояниями сознания, а также внечувственными восприятиями. Суть мистического переживания Вернадского состояла в том, что он в виде ярких картин и образов увидел как бы модель своего будущего. Словно в магическом зеркале, ему были показаны и обстоятельства будущей жизни его самого и его детей, и его подлинные место и роль в науке, и научные проблемы, над которыми ему суждено будет работать.

В дневнике Владимир Иванович писал: «Мне хочется записать странное состояние, пережитое мною во время болезни. В мечтах и фантазиях, в мыслях и образах мне интенсивно пришлось коснуться многих глубочайших вопросов бытия и пережить как бы картину моей будущей жизни до смерти. Это не был вещий сон, т. к. я не спал – не терял сознания окружающего. Это было интенсивное переживание мыслью и духом чего-то чуждого окружающему, далекого от происходящего. Это было до такой степени интенсивно и так ярко, что я совершенно не помню своей болезни и выношу из своего лежания красивые образы и создания моей мысли, счастливые переживания научного вдохновения. Помню, что среди физических страданий (во время впрыскивания физиологического раствора и после) я быстро переходил к тем мыслям и картинам, которые меня целиком охватывали. Я не только мыслил, и не только слагал картины и события, я, больше того, почти что видел их (а м[ожет] б[ыть], и видел), и во всяком случае чувствовал – нап[ример], чувствовал движение света и людей или красивые черты природы на берегу океана, приборы и людей. А вместе с тем, я бодрствовал».

В этих видениях Вернадский видел, как переезжает с семьей в Англию, а затем в США, и там, на берегу Атлантического океана создает Институт живого вещества. Перед ним мелькали картины его будущей научно-организационной деятельности, работы по организации института, лабораторных исследований, проведению конференций и тому подобного.

Но почему для организации такого института Вернадскому понадобилось покинуть Россию? Ответ на этот вопрос прост – его дал сам ученый в своем дневнике: «Основной целью моей жизни рисовалась мне организация нового огромного института для изучения живого вещества и проведение его в жизнь, управление им. Этот институт, международный по своему характеру, т. е. по темам и составу работников, должен был являться типом тех новых могучих учреждений для научной исследовательской работы, которые в будущем должны совершенно изменить весь строй человеческой жизни, структуру человеческого общества. Мои старые идеи, которые неизменно все развивались у меня за долгие годы моей ученой и профессорской деятельности и выразились в 1915-1917 годах в попытках объединения и организации научной работы в России и в постановке на очередь дня роста и охвата научными учреждениями Азии, явно сейчас потеряли реальную основу в крушении России. Не по силам будет изможденной и обедневшей России совершение этой мировой работы, которая казалась столь близкой в случае ее победы в мировой войне. Мне ясно стало – в этих фантастических переживаниях – что роль эта перешла к англосаксам и Америке».

Помимо социально-экономических проблем, была и еще одна, идеологическая, причина, по которой институт такого масштаба не мог быть создан тогда в нашей стране. Вульгарно-материалистическое мировоззрение советских идеологов не дало бы Вернадскому осуществить его смелые идеи в науке. В 1920 году он еще не мог себе представить всей ограниченности той идеологии, которую взяли на вооружение коммунистические вожди после смерти Ленина. С жесткими рамками этой идеологии ученому пришлось вплотную столкнуться в годы сталинизма, когда оппоненты Вернадского увидели в его идеях «антиматериализм» и стали называть его виталистом и мистиком, чиня препятствия его научной работе где только можно. О каком уж Институте живого вещества можно было мечтать при таком положении!

Но вернемся к мистическому опыту Вернадского. Что особенно важно – в этом откровении ученому были переданы еще и научные данные, неведомые науке той эпохи – по сути, готовые научные открытия и изобретения, которые ему суждено было принести обществу. Вернадский отмечал в дневниковых записях: «Во время этих мечтаний и фантазий я находил новое в научной области. Во время болезни я продиктовал кое-что Наташе. Там много нового и еще больше такого, что может быть проверено на опыте и наблюдении. Это уже и для строгого ученого реальное из реального. (…) Удивительно ярко и несколько раз рисовалось мне действие двух больших приборов, разлагавших организмы в количестве десятков тысяч кило. Описания и принципы приборов продиктовал Наташе. (…) Я не буду здесь касаться тех научных тем, которые здесь подымались. Ясно стало, что множество вопросов химического характера могут быть разрешены этим путем и многое из того, что я запомнил – продиктовал Нат[аше] (открытие хромовых,  и др[угих] аналогичных] организмов, роль ванадия, галлия и т. д.). В течение немногих лет были получены числа состава семейств и групп организмов, подобранных по известному порядку, и, в конце концов, работа Института сразу поставила ряд новых задач для физиологии и биологии организмов, стала могущественно влиять на ее приложение – в области медицины, техники, агрохимии.

К сожалению, я запомнил только часть мелькавших передо мной открытий и новых явлений, и их я продиктовал Нат[аше]. Поразительно, как быстро исчезают из сознания эти освещающие, как молния темноту, создания интуиции, и как много их помещается в единицу времени. Ясно одно – что здесь область бесконечно великая нового. (…) но я не все запомнил и лишь кое-что записал через Наташу. Но работа сделана, и забытое, вероятно, выплывет позже в сознании моем. Или есть мысли, догадки, достижения интуиции, которые промелькнут, и если не будут зафиксированы, исчезают навсегда? Весьма возможно, т. к. область познания и созерцания бесконечна».

Во время этого опыта внечувственного восприятия Вернадский понял и свою подлинную роль в науке, и миссия, которую он должен был выполнить. До этого он оценивал свое место в науке весьма скромно. Но после данного откровения он переосмыслил суть своей научной работы, и стал оценивать ее более объективно. В дневнике Владимир Иванович записывал:

«Помню как-то в Киеве – уже при большевиках, я поставил себе вопрос о моем положении как ученого. Я ясно сознаю, что я сделал меньше, чем мог, что в моей интенсивной научной работе было много дилетантизма – я настойчиво не добивался того, что, ясно знал, могло дать мне блестящие результаты, я проходил мимо ясных для меня открытий и безразлично относился к проведению своих мыслей окружающим. Подошла старость, и я оценивал свою работу, как работу среднего ученого с отдельными, выходящими за его время недоконченными мыслями и начинаниями. Эта оценка за последние месяцы претерпела коренное изменение. Я ясно стал сознавать, что мне суждено сказать человечеству новое в том учении о живом веществе, которое я создаю, и что это есть мое призвание, моя обязанность, наложенная на меня, которую я должен проводить в жизнь – как пророк, чувствующий внутри себя голос, призывающий его к деятельности. Я почувствовал в себе демона Сократа. Сейчас я сознаю, что это учение может оказать такое же влияние, как книга Дарвина, и в таком случае я, нисколько не меняясь в своей сущности, попадаю в первые ряды мировых ученых. Как все случайно и условно. Любопытно, что сознание, что в своей работе над живым веществом я создал новое учение и что оно представляет другую сторону – другой аспект – эволюционного учения, стало мне ясным только после моей болезни, теперь».

В.И. Вернадский

Самое удивительное состояло в том, что во время этого многодневного измененного состояния сознания ученый не бредил из-за лихорадочного состояния и не спал. Когда он засыпал, проходившие перед его мысленным взором видения заканчивались. «Любопытно, что, сколько помню, ни разу во время болезни и по сейчас, область этих переживаний не переходила в сны…», – подчеркивал Вернадский.

В дневниках ученый иногда называл свое переживание «мечтами и фантазиями» или «мечтаниями». Но при этом, судя по тем же записям, он явно осознавал, что переданное ему откровение имеет особое, провиденциальное значение.

Догадывался ли ученый о том, что эти знания исходят от Единого сверхчеловеческого разума, владеющего абсолютным знанием и направляющего эволюцию всей планеты и человечества? Думал ли он о том, что этот разум может ускорять научный, социальный и духовный прогресс общества, передавая ему крупицы наиболее нужных знаний через самых талантливых ученых? Мы этого не знаем. Во всяком случае, в беседах с друзьями Вернадский затрагивал некоторые вопросы, имеющие отношение к проблеме вненаучного познания, о чем говорят его дневниковые записи:

«С П. И. [Новгородцевым] говорил и читал о своей раб[оте] над ж[ивым] вещ[еством] и свои переживания во время болезни. П. И., с одной стороны, допускает возможность всей концепции. Он верит и считает доказанным внутреннее видение, когда пространство исчезает, своего рода телепатию. Считает, что и в гадании, и в знании некоторыми людьми того, что происходит на расстоянии, есть элемент правильности и истины».

А спустя три десятилетия Е.И. Рерих напишет в своих письмах последователям: «…для непосредственной эволюции на Земле медиаторы могут даже иметь больше приложения, нежели йог, оявленный на Космическом Строительстве. В грядущую эпоху Земля наша обогатится многими замечательными медиаторами» [9]. 

Пережитое Вернадским, конечно, повлияло на его планы. После выздоровления он решил сделать то, что видел в своих видениях – уехать из России и через Англию отправиться в США для организации Института живого вещества. Но тут в начертанные Свыше планы вмешались не то случайные обстоятельства, не то патриотизм Вернадского и его желание служить прежде всего своей стране – кто бы ею ни правил. В том же 1920 году умер ректор Таврического университета, в основании которого Владимир Иванович принимал большое участие. Вернадского попросили принять на себя обязанности ректора. И ученый согласился. Он остался в Советской России, несмотря на абсолютное неприятие им большевистской власти и тем более – сталинизма с его репрессиями; несмотря на то, что не раз думал об «унижении жить в такой стране, где возможно отрицание свободы мысли». Дети Вернадских в 1930-е годы эмигрировали и поселились в США. Они настойчиво звали родителей уехать из СССР и остаться жить у них. Но Вернадский не покинул страну в то время, когда это еще можно было сделать. Позднее же отъезд стал невозможным, его просто не выпустили бы из страны.

В пик сталинских репрессий академик постоянно подвергался гонениям со стороны советских идеологов. Опередившие свое время научные концепции Вернадского не вписывались в их узко-материалистические догмы, которые ученый в своих дневниках называл «социалистической схоластикой». Издание трудов Вернадского тормозилось; если его работы и издавались, то совсем маленькими тиражами и в урезанном виде. Научные труды гения безжалостно кромсались невежественными цензорами. Вернадский пытался протестовать, но это мало помогало.

Однако идеологические гонения были еще не самым большим злом в те страшные времена. Пришел 37-й год – и начались массовые репрессии. Многие из коллег и ближайших учеников Вернадского тоже были репрессированы и сосланы. В.И. Вернадский, проявляя большую смелость, ходатайствовал об их освобождении перед власть предержащими. Он помогал содержащимся под арестом и уже сосланным ученым и их семьям и морально, и материально, передавая им часть своего заработка. Самого Вернадского не репрессировали только по одной причине: он был основателем и директором Радиевого института, имевшего большое стратегическое значение. Научный гений Вернадского нужен был властям в целях укрепления обороны страны.

Дневниковые записи Вернадского в те годы отражают его горечь и разочарование в том, что происходило на родине. В особом видении ему был показан образ прекрасной цветущей страны – будущей России. Этот образ был прямой противоположностью тому, что окружало Вернадского в реальной жизни. Ученый понимал, что показанное ему относилось к отдаленному будущему. В день своего рождения, 12 марта 1938 года, он записал в дневнике: «Впечатление неустойчивости существующего становится все сильнее. Политика террора становится еще более безумной, чем я думал еще недавно. Волевая и умственная слабость руководящих кругов партии и более низкий уровень партийцев, резко проявляющийся в среде, мне доступной, заставляют меня оценивать (всё) как преходящее, а не достигнутое – не как тот, по существу, великий опыт, который мне пришлось пережить» [10]. 

Ради своей страны ученый – пророк пожертвовал своими лучшими научными планами, и, возможно, частью своей мировой славы. Вместо спокойной и обеспеченной жизни в более благополучной стране Владимир Вернадский остался на родине, чтобы вместе с ней пережить самый трудный момент ее истории.

Он остался в страшной «преходящей» эпохе России ради ее великого Будущего. Он знал, что оно обязательно наступит, и что силой мысли, силой научного творчества можно приблизить это будущее, ускорить его наступление.

Автор статьи Н.Е. Ковалёва

ПРИМЕЧАНИЯ
1. Георгий Владимирович Вернадский (1887 – 1973) – сын В.И. Вернадского, ученый, эмигрировавший в США в 1930-е годы.
2. Здесь и далее цитаты из дневников В.И. Вернадского даются по электронным ресурсам: В.И. Вернадский. Дневники // http://uni-persona.srcc.msu.ru/site/authors/vernadsky/1931.htm ; также http://vernadsky.lib.ru/e-texts/archive/1920_01-1920_04.html ; также http://samlib.ru/s/shewljakow_m_w/vernadskij.shtml , и др.
3. Вернадский В. И. Письмо к Н. Е. Вернадской 21 июня 1886 г. // Архив АН СССР. Ф.518. Оп. 7. Д. 33. Л. 21-22. Также: Вернадский В.И. Письма к Н.Е. Вернадской. 1886-1889. /Сост. Филиппова Н.В. М.: Наука, 1988.
4. Рерих Е.И. Записи бесед с Учителем (йогические практики) 1953 г. // ОР ГМР. Тетрадь 209. С. 39.
5. Вернадский В.И. Пережитое и передуманное. М.: Вагриус, 2007. С. 45.
6. Агни-Йога, 447.
7. Рерих Е.И. Из письма от 07.01.1950.
8. Вернадский В.И. Пережитое и передуманное. С. 56.
9. Рерих Е.И. Из письма от 21.01.51.
10. Вернадский В.И. Пережитое и передуманное. С. 13.